СПУСТЯ НЕСКОЛЬКО ЛЕТ

Тихонечко открыв дверь, два мальчугана осторожно пробрались в комнату. Старший из них, рыжеволосый и с довольной ухмылкой на лице, оглядывался по сторонам, пока второй, младшенький, казалось, с радостью остался бы за дверьми. Но вместе они подошли к шкатулке, в которой покоилась зловещего вида темная сфера.
- Давай, коснись ее! Ты что, струсил? - подначивал младшего наглый юнец.
- Я не хочу прикасаться! Сам прикоснись! - насупившись, отвечал паренек.
Столь "несвоевременно" вернувшийся Александрос Могрейн схватил обоих за вороты, тряхнул как следует и оттащил подальше от шкатулки.
- Сколько раз я говорил вам? Сколько я должен вам повторять?! - рявкнул он в праведном гневе. - Сколько я говорил: не заходить в мою комнату! Не трогать мои вещи! И, прежде всего: не открывать шкатулку!!!
- Это Рено придумал! - взвизгнул младший.
- Ах ты, ябеда! - озлобился тот.
- Тихо, Рено! - властно прервал сына Александрос. - Я разочарован, и, прежде всего - в тебе! Какой пример ты подаешь своему брату? Ладно, остальное, но сфера! Разве я не говорил тебе защищать Дариона? Разве не просил присматривать за ним?! Теперь - марш в свои комнаты! Оба!.
Выставив сыновей за дверь, Александрос удалился туда, куда так любил наведываться в тяжкие минуты. Под высоким деревом подле стоящего на отшибе особняка Могрейнов возвышалась надгробная плита, надпись на которой гласила: "Тут покоится Елена Могрейн, любимая жена и мать".
- Порой мне кажется, что они испытывают меня, - шептал Могрейн, обращаясь к безвременно усопшей супруге. - Но, дорогая, ты бы гордилась ими. И удивилась бы, как они растут. Рено мне часто напоминает меня самого - такой же нахальный, упорный, задирчивый. А Дарион... Он больше пошел в тебя. У него твой спокойный дух. Даже теперь я вижу его в нем. Эх... Как же мне жаль, что ты не видишь, как он растет. Мне так тебя не хватает, Елена. Больше чем когда-либо. Мне не хватает твоей непоколебимой веры... Не хватает света, что плясал в твоих глазах... И я всем сердцем надеюсь, что на том свете ты обрела покой....
Тихий монолог Александроса прервал подоспевший всадник в ливрее с гербом Лордерона.
- Я вам не помешал, сир? - тактично поинтересовался он, придержав коня чуть в отдалении.
- Я просто занимаюсь садом, Фэйрбэнкс, - раздраженно соврал Могрейн. - Как у тебя дела?.
- Не очень. Тело человека не предназначено для многочасовой качки на спине у какой-то твари, - пафосно изрек Фэйрбэнкс.
- Ммм, да. Я слышал, что поездка на две мили от Столицы может оказатся... изнурительной, - съязвил Александрос. - Какие новости?.
- Мрачные вести из северных провинций, - разом посерьезнел Фэйрбэнкс. - Хвори, смерть... Какая-то неестественная чума. Те, кто заболеют ею, умирают, и вскоре возвращаются, дабы разить живых. Эту нежить окрестили Плетью. Сам лорд Утер помогает принцу Артасу и леди Джайне Праудмур в попытка усмирить ее. Пока безрезультатно. Как ваш советник, выскажу свое мнение о том, что в случае необходимости нужно быть готовым принять меры.
- Хм... - Могрейн не слушал тревожные речи Фэйрбэнкса, думая о чем- то своем.
- Сэр? - растерялся Фэйрбэнкс.
- У меня есть одна мысль, - принял решение Александрос и рывком поднялся на ноги. - Разговор, который я так долго откладывал. Возможно, время для него наконец настало.

Уже через пару дней в таверне города Старого Хиллсбрада на зов Могрейна собрался весь цвет ордена Серебряной Длани, кроме Утера и Артаса, которые были заняты изучением чумы.
- Доклады вырисовывают ужасную картину. Ряды Плети продолжают расширяться, пополняясь каждым убитым, - молвил Фэйрбенкс, обращаясь к присутствующим.
- Ты всегда любил паниковать, Фэйрбэнкс, - не удержался, поддел товарища Аббендис.
- Это не повод позволять застать себя врасплох, - резонно заметил Могрейн. - Долг ордена Серебряной Длани - сделать все, что можно, чтобы устранить эту новую угрозу. Вот почему я созвал вас, братья.
- И ты хочешь сказать, что артефакт, о которым ты упоминал, и есть решение? Признаться, я удивлен что ты хранил его у себя все это время, Александрос, учитывая то, что он сделал с тобою, - высказался чародей Доан, выразив мнение большинства присутствующих.
- Этот артефакт - что-то вне моего понимания, брат Доан, - признался Могрейн. - Это живое воплощение тени... пустоты. Но я верю - и верил всегда - что из него можно сделать оружие правосудия. В конце концов, может ли добро существовать без зла? А свет без тени? Они - две стороны единого целого, господа.
- Оружие справедливости? Бред, Могрейн! - воскликнул Исильен. - Это - орудие зла, и оно должно быть уничтожено! Если ты не можешь сам - я сделаю это за тебя.
И, встав из-за стола, он направил поток энергий Света в сферу. Но ничего не произошло, и Свет даже не отразился от темного шара, а... попросту исчез.
- Он поглощает Свет! Разве я не говорил? - невинно заметил Могрейн, чем крайне озадачил паладинов. А пока благородные мужи советовались, как им стоит поступить со столь престранной реликвией, этажем выше суетились Рено и Дарион, пытаясь расслышать разговор рыцарей.
- Ты видел? - в обиде выпалил Рено. –
- Как мог отец не пригласить меня на совещание? Мое мнение ничего не стоит?
- Да замолчи ты, я пытаюсь расслышать, - перебил брата Дарион.
- Я настаиваю на том, что из сферы можно сделать орудие добра! - горячо продолжал Могрейн, не желая сдавать своих позиций.
- Она начинает светиться! - воодушевленно заметил Доан. - Возможно, во всем этом все еще есть смысл, Александрос. Это достойно, по меньшей мере, исследования. Помогите-ка мне провести один опыт.
Паладины, все, как один, призвали святую магию и направили ее на темную сферу. И тут произошло что-то совершенно непостижимое.
- Его цвет... он меняется! - воскликнули паладины, наблюдая, как сфера, цветом напоминавшая чистую Тьму, обретает мягкое и чистое сияние Света.
- Я чувствую в ней силу, но не такую, как прежде, - с истовой надеждой в голосе выдохнул Могрейн. - Что-то изменилось. Как такое может быть? Я должен узнать... Я узнаю...
И с этими словами Александрос коснулся сияющей реликвии правой рукой, все эти годы причинявшей ему невыносимые страдания.
- Твоя рука! - изумились паладины. - Она исцелилась! Могрейн поднял изувеченную руку, которая со дня битвы у Чернокаменного Шпиля напоминала сгнившую длань давно усопшего мертвеца, и узрел, что теперь, второй раз коснувшись когда-то темного кристалла, она обрела совершенно нормальный и здоровый вид. Признаться, Александрос не удивился, ибо вера в чудо пребывала с ним все это время.
- Коснувшись его... Я ощутил, как Свет наполняет меня, как никогда ранее, - сбивчиво попытался объяснить пережитое Могрейн. - И я слился с ним. Он исцелил не только мою руку, но нечто большее. Он исцелил мою душу. Да будет так: из этого благословенного кристалла мы создадим оружие... Оружие, способное разить нежить.